На управление государством, сидя в президентском кресле, требуется куда меньше героизма, чем выбирать, что купить детям — обувь или хлеб.

Я представила, что мои дети подумают, будто я не хочу быть с ними. Я хотела достать таран и пробить стены, чтобы добраться до них. Я не знала, что делать. Папарацци наблюдали, как я умоляла на пороге дома. И тогда я решила дать им немного материала. Я пошла в парикмахерскую, взяла машинку и сбрила все свои волосы

Что значит освободить? Если в пустыне я освобожу человека, который никуда не стремится, чего будет стоить его свобода?

Каждый день я включаю музыку. Когда я хожу по своему дому и пою, я чувствую себя совершенно свободной, непринужденной, абсолютно счастливой. Идеально я звучу или нет, мне все равно. Пение заставляет меня чувствовать себя уверенной и сильной точно так же, как физические упражнения или молитва.

…Дело в том, что я много добилась за то время, когда я была якобы недееспособна и не могу позаботиться о себе, иногда казалось забавным, что получила всё эти награды за альбом, который записала в то время, как предположительно была настолько недееспособной, что меня должна была контролировать моя семья. Это то, что трудно объяснить из-за того, как они отняли у меня свободу. Я стала быстро переключаться между двумя состояниями, как бы на публике я была маленькой девочкой-подростком, а в другое время пыталась быть собой. Женщиной. Не было никакой возможности вести себя, как взрослая, т.к. они не воспринимали меня взрослой, поэтому я вела себя как маленькая. Когда же моё «взрослое Я» возврощалось-это был только мой мир! А окружающий мир не позволял мне быть взрослой.

Воображая добро всепрощающим и для себя неопасным, мы быстро приходим к выводу, что с добром можно не считаться, что оно мягкотелое и все всегда простит. Что добро — это нечто вроде родной бабушки, которой можно безопасно хамить и захлопывать дверь перед ее носом — все равно не разлюбит. Но вывод этот глупый и гибельный. Добро гораздо требовательнее зла и кулак у него значительно тяжелее. Просто оно порой выдерживает паузу, чтобы определить меру нашей внутренней дурости.

Нравственность не так легко отделить и отграничить от политики, как вам кажется. Они очень взаимосвязаны и влияют друг на друга. Какова политика государства, такова и нравственность в обществе.

В первый раз в жизни он не занимался любовью с женщиной, а совокуплялся с ней, спасая себя. Ему казалось, что все происходит мучительно долго, что это никогда не кончится, что отныне он обречен вот так стоять вечно, держа за бедра обнаженную женщину и совершая все нужные телодвижения, ибо, как только он остановится, ему придется умереть. Женщина его убьет. И единственный способ не дать ей себя убить — постоянно совокупляться с ней. Кошмарное видение было мгновенным, но таким ярким, что Платонова бросило в жар и ему показалось, что его сила иссякает. К счастью, в этот момент Кира глухо застонала, и он немного расслабился, поняв, что смог, справился.

В течение многих лет я принимала Прозак, но в больнице меня резко сняли с него и назначили литий-опасный препарат, делающий тебя чрезвычайно медлительным и вялым. Я не хотела его принимать. Более того, в нем не нуждалась. На литии я иногда не понимала, кто я и где нахожусь. Это был ад, как будто я попала в свой собственный фильм ужасов. Не думаю, что люди знают, как много значило для меня движение «Free Britney», особенно в самом начале. Тот факт, что мои друзья и поклонники почувствовали, что происходит, и сделали всё это для меня-это долг, который я никогда не смогу вернуть. Если ты заступился за меня, когда я не могла постоять за себя: я хочу сказать тебе спасибо от всего сердца.

Забыть тревожащее- вот способность, которая дана не каждому…

Как вам известно, я и Сэм больше не вместе-6 лет, это долгий срок, чтобы быть с кем-то и я немного в шоке, но я здесь не для того, чтобы объяснить почему это произошло. Потому что это никого не касается! Честно, не могу терпеть боль! Я получаю столько сообщений от друзей, который растапливают моё сердце и я благодарю вас! Я слишком долго изображала из себя сильную, и мой инстаграм может показаться идеальным, но это далеко от реальности, и мы все это прекрасно понимаем. Я бы хотела показать свои эмоции и слезы, чтобы показать, что я чувствую на самом деле, но почему-то мне всегда нужно было скрывать свою слабость! Собственно, если бы я не была закалена опытом жизни под гнётом отца, то оказалась бы снова под присмотром врачей. Любовь должна быть неподдельной, без вторичной выгоды. Поэтому я снова соберусь с силами в погоне за лучшим для себя. К слову, получается у меня неплохо. В любом случае, хорошего дня и продолжайте улыбаться!!!

Меня не приглашали на их вечеринки. Кевин был просто очарован славой и властью. Снова я стала очевидицей, как слава и деньги губят людей, и я видела, как это происходило с Кевином в замедленной съемке. Я говорила себе: он мой муж. Я должна уважать его, принимать его больше, чем кого бы то ни было. Он отец моих детей. Сейчас его поведение изменилось, но может измениться и обратно.

Мы склоняемся перед неизбежным. Но не как пшеница, а как гречиха! Когда налетает буря, ветер приминает спелую пшеницу, потому что она сухая и не клонится. У спелой же гречихи в стебле есть сок, и она клонится. А как ветер уймется, она снова подымается, такая же прямая и сильная, как прежде.

Вот говорят, учёные толком не понимают, чем кошки мурлычут, — чтобы это выяснить, надо её вскрыть, а кошка перестаёт мурлыкать, когда её вскрывают. Женщины в отличие от кошек любят всегда, даже в процессе вскрытия. И я всё ищу — чем же, как же? Нужно тихо подкрасться и сесть среди женщин, как среди птиц, дождаться, когда они успокоятся и начнут подходить, слетаться, трогать. Кормить с руки конфетами, петь им песенки, развлекать, баловать, усыплять, ждать, когда полюбят. И тогда уже можно тонким и острым надрезать, смотреть, что там под кожей, чем она мурлычет, поёт, вздрагивает, почему не уходит, когда режешь…

я ценю хорошо выдержанный яд

Всяк за себя в этой пустыне эгоизма, именуемой жизнью.

Всё в этой жизни предельно: боль, которую ты способен вытерпеть; слова, которые ты готов и способен выслушать; жизненные моменты, которые ты ещё хоть как-то, но способен пережить. Но всё это предельно, нет ничего невозможного, но и у этого возможного есть свой предел. И в какой-то момент своей несчастной жизни, ты понимаешь, вот он — этот момент, когда всё стало предельно. Больше невозможно втыкать в себя нож — элементарно кровью истечешь. В какой-то эпизод или период своей жизни ты начинаешь осознавать, что ты разломлен напополам, что ты не можешь склеиться, что маска не лезет обратно к тебе на лицо. Искать причину бесполезно, порой даже кажется, что ты родился с этим разломом в душе. Остается только найти предел. И жить дальше. Увы, мне найти его не удалось. Социум лицемерных козлов сломал меня.

Очень часто мы сами приближаем к себе то, что не сулит нам ничего хорошего…

Мне иногда кажется, что я персонаж какой-то фантастической повести. Здесь все не так. Все не так. Ситуация нереальная, люди ей под стать, я сам такой же. Мне кажется, что я сплю.

-- А что, сорвали банк у вас или же вы на понте продули?
-- спокойно спросил Швейк.-- Плохо дело, когда карта не идет,
но еще хуже, когда везет чересчур… Жил в Здеразе жестяник, по фамилии Вейвода, частенько игрывал в «марьяж» в трактире позади
«Столетнего кафе». Однажды черт его дернул предложить: «Не перекинуться ли нам в „двадцать одно“ по пяти крейцеров?» Ну,
сели играть. Метал банк он. Все проиграли, банк вырос до десятки. Старик Вейвода хотел и другим дать разок выиграть и все время пригов…
… показать весь текст …